Лебединое озеро

7.
В  Мариенбурге плохая погода.
Над городом низко висят серые облака. Вторые сутки из них мелко струится холодный дождь. И даже ветряки-генераторы, как-то лениво и совсем нехотя вращаются, стоя на крышах домов-высоток и кажется, что их лопасти цепляют за нависшую над городом сырую серость небес. Дрон - наблюдатель, наверное, опасаясь промочить внутренности, спрятался где-то у себя на чердаке Министерства дознания и не прилетал. 
Тоненько запищал вызов мини-фона.
Это звонил Антон.
- Привет, Эдвард!  Как твоё здоровье?
- Отчего ты спрашиваешь про здоровье?
- Я слышал, ты ходил к доктору.
- ???? 
Откуда Антон узнал, что он ходил к доктору? – подумал Эдвард…
- Это был профилактический визит. Профилактический визит по программе диспансеризации.
- Надеюсь, мозгоправы у тебя ничего такого не нашли, что мешает работе?
- ??????
Откуда Антону известно, что Эдвард ходил к специалисту по проблемам сна? 
- Нет, всё в порядке.  А что тебе надо? Чего ты звонишь?
- Ну, я хотел попросить тебя об одной услуге…
В наушнике повисла тишина.
- Какой услуге? – спросил Эдвард, выдержав паузу.
- Это не по фону. Скажу при встрече, - ответил Антон.

Сегодня был «шестой день шестидневки». Выходной.
Мама рассказывала Эдварду, что когда-то давно, дни недели назывались Lundi, Mardi, Mercredi,  Jeudi, Vendredi, Samedi, и Dimanche, а не «первый, второй, третий, четвертый дни шестидневки».  И месяцы делились на недели, в которых было по семь, а не по шесть дней, и на неделях было по два выходных.
ЧуднО!
По случаю выходного, Эдвард  надел цивильный костюм в стиле «ретро». Нашивок и знаков различия на костюме не было, какие обычно  обязаны были обязаны носить на служебных комбинезонах, но на лацкане пиджака у Эдварда был прикреплен небольшой кругленький значок с эмблемой Министерства народа и с цифрой «семь» обозначавшей чиновничий ранг и класс обладателя. 
Эдвард уже почти допивал чашечку своего, полагавшегося ему по разряду регламента потребления «тридцатипроцентного» кофе, когда в зал кафетерия  влетел запыхавшийся Антон.
- Прости, сегодня шестой день шестидневки, общественная «тесла-развозка» не работает, пришлось брать электрокат.  А на улице дождь, ограничение скорости.
- А! Ерунда. Я сам опоздал, - ответил Эдвард.
Он принялся разглядывать Антона, как никогда не делал этого прежде. Он пытался понять, отчего Наталья Лерой предпочла выбрать его… Антона. Разве он красив?  Разве он выглядит и смотрится лучше его? Эдварда Скуриди?  И Эдвард пытался оценить внешность Антона с точки зрения двадцатидвух летней молодой женщины.
Ну…
Особенно ничего такого «породистого» и выдающегося  в лице Антона он не видел. Разве что высокий лоб с уже ранними глубокими залысинами, и прямой и длинный нос над жирными толстыми губами, рот, который из за  толщины губ всегда казался не вытертым, после жирной еды…
Длинный нос, как они, будучи еще школярами-лицеистами пятого класса лицея, смеялись и говорили в шутку, свидетельствовал  о длинном и большом мужском достоинстве. 
Интересно, а какой у Антона «пенис»? 
Сегодня, выйдя из гигиенического душ-шкафа и вытирая свое тридцатипятилетнее тело перед зеркалом, Эдвард тоже, так же как теперь и Антона, разглядывал себя.
Критически.
С точки зрения двадцатидвухлетней молодой женщины.
Плечи, торс (покрытый темной порослью атавистических волос) были у него хорошо развиты, что было свидетельством увлечения в Университете гребным спортом….
Умные  (как казалось самому Эдварду) умные глаза.
И еще неплохо сохранившаяся к тридцати пяти годам мягкая светлая шевелюра.
А теперь он глядел на Антона и не понимал.
Что она (что она – Наталья Лерой) что она такого нашла в Антоне, чего она  не нашла в нем – в Эдварде?
-Так ты хотел меня об чем - попросить? – сказал Эдвард.
- Да, понимаешь, ли, мы с Натальей сейчас стали жить вместе. Живем у меня, но я занимаю квартиру-студию площадью двенадцать квадратных метров, положенную мне по регламенту, а Наталья вообще жила  в общежитии для молодых  девушек  «эстандарт-юнкерш» Министерства народа.
Антон говорил сбивчиво и не смотрел в глаза своему виз-А-вис. 
- Приперло их,- подумалось Эдварду, - сейчас, поди, попросит, чтобы я обратился к своему дяде что ли?
- Я не прошу, чтобы ты беспокоил по поводу нашей с Натальей проблемы своего высокопоставленного дядю, - как бы прочитав мысли Эдварда,- начал Антон, - я просто вот подумал….
(Вот интересно, чего такого и об чем он или они оба там подумали?)
… я подумал, что так как мы в принципе оба с тобой служим в одном Министерстве, а твоя квартира-студия это почти «престиж - аппартамент» и двадцать квадратных метров, это не как мои двенадцать….
(ну вот.  Вот это провокация на проявление МАЗОХИЗМА . Он – Антон – он понимает на что толкает его? Эдварда?)


8.
Тесниться в двенадцатиметровой комнатке в жилой высотке района «картье-маргиналь», куда Эдвард переехал из своего престижного района, уступив свои апартаменты Антону с Натальей, было угнетающе непривычно. Неприятно давили на душу и сердце и тесные в сравнению с прежними «Vingt mètres carrés» стены маленькой каморки, давил и более низкий потолок, но главное, давило сознание того, что Наталья сейчас и теперь с этим толстогубым «умником».
Загудел вызов мини-фона. Не запищал, как обычно, если на контакт вызывал обычный абонент связи, а угрожающе загудел. Так бывало лишь в случаях «правительственного call-вызова» или (не дай бог) звонка из Министерства дознания.
Эдвард нажал кнопку соединения.
Звонил дядя. Дядя Марк Блинкинс, служивший товарищем министра Мира и Труда.
- Куда ты пропал, Эдди? Твой дядя вынужден тебя разыскивать. Что это за поведение?
Голос дяди Марка выражал крайнюю степень недовольства и раздражения.
- Я никуда не пропал, дядя, я в Мариенбурге, я здоров, я хожу на службу и вообще, - заикаясь от волнения, отвечал Эдвард.
- Хрен-то ты не пропал! – возразил дядя Марк, - мне доносят из отдела внешнего наблюдения Министерства народа, что тебя нет по твоему адресу уже две недели, а вместо тебя на твоей квартире, дрон-коптер фотографирует какую-то бабу, намыливающую в душе свою волосню, а потом растирающую полотенцем свои титьки и ляжки.
Дядя взял паузу, чтобы, вероятно, отдышаться. У дяди Марка была астма, как следствие перенесенного в боевой юности отравления газом «новичок».
- Ты вообще, в своем уме, Эдди? Я пробил и выбил тебе квартиру сверх положенного тебе по твоему должностному разряду регламента, а ты пустил в свой апартамент какую-то шлюху?
Эдвард молчал, не зная что ответить своему сердитому дяде.
- И вот тебе фото, которое мне прислали из отдела внешнего наблюдения. Стыдись, Эдди! И я думаю, что тебе следует сделать правильные выводы, иначе, ты можешь повредить как своей карьере, так и моей.
Последовал звук отбоя сеанса связи, а на экране мини-фона появилась присланная дядей фотография.
На ней была Наталья.
Наталья Лерой.
Голая.
Выходящая из гигиенического душ-шкафа.


Продолжение следует