Лебединое озеро

Здесь многие смотрят фильм о чернобыльской катастрофе. Американский. Одним из консультантов фильма был Семен Ефимович Дукаревич, он давно уже гражданин этой страны. Талантливый инженер, ученый, много лет проработавший в нашем институте. Я уже как-то писал, что его направила в Чернобыль партия, вместе с комсомольцем Сашей, который уже на месте дезертировал. Не в этом суть. Тогда, по возвращении, Семен Ефимович выступил в институте и рассказал о своих впечатлениях. О котловане, вырытом у четвертого реактора, о том, что радиация вела себя очень странно – в одном углу котлована дозиметр зашкаливал, рядом, метрах в десяти был практически естественный фон. Никто ничего не знал наверняка, многие решения принимались на ходу. Было много героизма со стороны солдат, которые по приказу увозили остатки графитовых стержней. Да и кто у них спрашивал? (см. «Горизонтальное бурение под кипящим реактором Чернобыля!!!»)

Семен Ефимович был практически единственным специалистом – практиком по азотному замораживанию грунтов в стране. Он пришел к нам в институт из «холодилки», кандидат наук. Тогда была аварийная ситуация для зданий при строительстве Канонерского тоннеля. Сам тоннель сооружался из опускных секций, но береговые рамповые участки сооружались открытым способом в котлованах со шпунтовым ограждением. Котлованы довольно глубокие, тогда мы еще не умели возводить стены в грунте. Ну и при такой длине шпунта (тогда еще был даже не Ларсен, а простой ШК), естественно образовались разрывы замков, куда пошла вода с грунтом. Здания, находившиеся на расстоянии около 30 м от бровки котлована, начали трещать. Дома экстренно расселили, а Семен Ефимович разработал систему замораживания грунтов в месте разрывов шпунта с помощью жидкого азота. До этого замораживание грунтов на метрострое применялось довольно широко, но это было рассольное замораживание, преимущественно использовалось при проходке эскалаторных тоннелей и шахт в слабых четвертичных породах. Такое замораживание происходит не сразу, а постепенно, при этом наблюдается значительная миграция воды в грунтах в зону замораживания. Грунты приобретают совершенно другие свойства, что особенно неблагоприятно сказывается на сооружениях вблизи таких работ после оттаивания грунтов. При их консолидации происходят значительные просадки поверхности, так, при таких работах на эскалаторных тоннелях осадка после оттаивания иногда достигала до 0,5 м. Понятно, что при этом здания, располагавшиеся в зоне влияния, попросту разваливались. Мы потеряли дом на Транспортном и Щербаковом переулках, ранее развалили здание бани на улице Марата. Да и много еще чего. Теперь эскалаторные тоннели сооружаются по передовой технологии с гидропригрузом с помощью ТПМК.

Азотное замораживание отличается скоростью, замораживание происходит сразу, при этом грунты значительно меньше меняют свою структуру после оттаивания. Единственный и главный недостаток этого способа – большая стоимость. Но, как в случае с Канонерским, так и в случае с Чернобылем цена вопроса, понято, не имела значения.

Семен Ефимович, тем временем, создал в институте самостоятельный отдел, потом стоял у истоков преобразования проектного института в научно-исследовательский и проектно-изыскательский. Была интересная работа на уникальном Северо-Муйском тоннеле, где на преодолении размыва одновременно испытывались технологии замораживания и искусственного закрепления грунтов гидроразрывом. Технологию гидроразрыва – манжетную технологию - (хотя она известна с 30-х годов) мы впервые в стране широко применили для строительства сооружений в слабых грунтах, для укрепления оснований зданий. Ваш покорный слуга сам работал на буровой СБУ-100 и насосной станции на площадке школы в Кировском районе в 1994 году, отрабатывая режимы нагнетания и подбирая рецептуру растворов.

Но, вернусь к Канонерскому.

Давно я не садился на велосипед, все на машине, да на машине. Даже на помойку. Стыдно, однако. Белые ночи, прекрасный, теплый вечер. Велосипед мой стоит в прихожей и давно превращен женой в собственную вешалку – многочисленные кофты, куртки, сумки и прочая галиматья навалены так, что велосипеда и не видно. Шины велосипеда полностью спущены, думал, что слиплись уже и покоцались. Но нет, накачал ручным насосиком очень быстро. Сто качков на шину. Выпил соточку, сел и поехал. От 2-й Красноармейской, мимо батальона ГАИ, что разместились в бывших конюшнях, пересекая Измайловский – все на запад.



Очень интересная Курляндская улица, особенно бывший особняк Товарищества русских паровых маслобоен архитектора В.Бернгарда.



Ну так доехал до любимой Богоявленской церкви, что на Гутуевском. А оттуда уже рукой подать до Канонерского острова. Ни и поехал по Двинской улице. Въехал в тоннель, помчался вниз. Скорость ужасная, что-то больше 60-ти. Тоннель поворачивает плавно вправо, стараюсь все же держаться ближе к банкетке, рев страшный, и от меня с велосипедом, и от машин, которые мчатся то ли сзади, то ли спереди. А в самом низу лужа, и немного грязи, велосипед практически неуправляем на такой скорости. Пошел на подъем, трудновато, велосипед завихлял подо мной.



Сзади гудит шаланда. Спешился, велосипед повел по узкой банкетке, сам иду рядом по проезжей части. Понял, почему сюда нельзя на велосипеде. Даже страшновато было, но, с соточкой в теле все нипочем. Добрался до верха, на острове все замечательно.



Здесь мой любимый пляж. Он, конечно, неблагоустроенный, но купаться здесь хорошо, потому что глубина начинается сразу у берега, что редкость для залива. Только нужно заходить правее, ближе к острову Белый.



А это мои любимые женщины (снимок сделан в прошлом году).



С.-Петербург, конечно, морской город.

Ну и обратно так же по тоннелю. На противоположном берегу парочка с велосипедами переминается. - Как там? – спрашивают. – Замечательно. Вы, главное, не тормозите, и все будет хорошо. Не решились.

Дорога назад. Обратно еду по Невельской улице, мимо Петролеспорта. Когда-то, в 2008 году, я, практически в одиночку (я имею ввиду конструкции, архитектуру и защиту близлежащих зданий от подработки) спроектировал здесь тоннель для организации пересечения с железной дорогой.



Это закрытая территория, поэтому фотка из интернета.

Снова еду мимо Богоявленской церкви, построенной в память счастливого спасения наследника.



Справа за рекой – Екатерингофский парк, любимое место отдыха Атанора,



слева, чуть поодаль – замечательный Екатерингофский, бывший разводной мост. Он немного напоминает мост Петра Великого, а в чем-то не уступает ему по композиционному решению.





Отсюда открывается красивейшее место города. Вдали Нева, вернее, уже почти Невская губа. Слева непонятной формы газгольдер бывшего французского спиртоперерабатывающего завода. Красивые, но несколько запущенные набережные реки Екатерингофки.

В камере неработающего разводного механизма моста живет теперь мой лучший друг Игорь Петрович. Он нашел там уединение от мирской суеты. Поставил буржуйку – обычную стальную бочку изнутри выложил камнями, коих здесь много, даже не нужно было разбирать набережную.



Вывел дымоход и подсоединил его к бывшей трубе павильона. Зимой здесь было прохладно. Кровать Игорь Петрович выловил из Екатерингофки. - Вот не понимаю, - говорит он, - Зачем нужно было кому-то тащить кровать к реке? Ну, не нужна стала, новую приобрел, деревянную по моде, взамен железной. Так выстави старую к помойке, или сдай в металлолом. Но кто заставляет нести эту тяжесть к реке? Чтобы там ее раскачать и эффектно бросить с моста. Глупость это и жлобство.

Под кроватью у И.П. бочонок с моченой репой, по старому рецепту, который он восстановил. И бочонок с мочеными яблоками с полудиких яблонь, которые растут рядом с мостом. Сейчас они красиво цветут.

На Курляндской улице, в доме 48 располагается интересный крафтовый бар AF Brew при пивном производстве — с экскурсиями, залом баррел-эйджинга и готическими сводами – в отреставрированном цехе из красного кирпича пивзавода Степана Разина.



Любимое место тусовки молодежи. Как сюда не зайти во время увлекательной велопрогулки. Далее улицу оккупировали китайцы. Здесь китайские рестораны и гостиницы.



Налево необычный по архитектуре Дерптский переулок, который раньше назывался Апраксиным и переименовывался потом только один раз в Юрьевский (с 1909 по 1930 г.г. – репортаж о путешествии в Тарту можно посмотреть на сайте). Здесь провел детство и юность уже упомянутый мною друг Игорь Петрович.



А я поворачиваю на Рижский проспект, мимо церкви Святого Андрея Критского при Экспедиции заготовления ценных бумаг. Когда-то я делал проект реставрации замечательной ограды территории Гознака.



Фото десятилетней давности.



Современное фото

Пересекаю шумный и бестолковый Лермонтовский проспект у гостиницы Советская.



18-ти этажная гостиница высотой 52 метра была построена в 1965 году с нарушением некоторых градостроительных норм по проекту коллектива архитекторов под руководством академика архитектуры Е. А. Левинсона. Она бельмом торчит по Фонтанке, начиная с места от Шереметьевского дворца. И исчезает из поля зрения только у Введенского канала.

В основном, как пел бард про другую гостиницу, в нашей гостинице Советской тогда тоже проживали в основном несоветские люди.

Будучи студентами – в самом начале 70-х годов, мы были завсегдатаями бара ресторана гостиницы на 2-ом этаже, и здесь только нам подавали коктейль, где вместо коньяка, вопреки утвержденной рецептуре, в смесь добавляли водку. От этого стоимость

напитка существенно снижалась и составляла ровно 1 рубль. Мы пили коктейли и читали друг другу свои стихи.

Мой сокурсник Володя Дзеярский в баре гостиницы впервые прочитал свои замечательные стихи «Негатив» про современный нам Ленинград:

«- Ночь в лужах серебрится бликами
Танцующих неоновых полос –
Единая и многоликая,
И протуманена насквозь.
Рулеткой развернулся Невский
В асфальт, мерцающий, без дна,
Застыл, дрожа в манежном блеске,
Клочком зеленого сукна.
Вот перекресток, поворот…
И снова все наоборот.
Над портиком белоколонным,
Над ложью слабости моей
Взвита рукою Аполлона
Четверка бронзовых коней.
На черноту оград клетчатых
Прибросил вечер белый фрак –
Предельно четкий отпечаток!
Но, явно, что-то здесь не так…
Рулетки новый поворот…
И снова все наоборот.
Мыслители в холодных нишах.
Сгорели времени мосты
Лишь эхо стоном бездны дышит,
Как осознанье правоты.
А здесь, внизу, трактует Фрейда
Сиювечерний друг и брат
Вполшепота, в ладонях греет…
«И, говорят, еще Сократ…»
Дыхание невпроворот…
И снова все наоборот.
Навстречу мне на пенном гребне
Рекламно-радужной волны
Выносит, как кораблик бренный,
Шанс обретенья тишины.
И я иду в светораскаты,
Волнения не поборов,
Оглядываюсь воровато,
Хоть ни черта не выйдет вновь!
Я знаю это наперед!!
И снова все наоборот.
И где-то, бесконечно рядом:
В дыханьи мрака за спиной,
В зрачках неонозвездопада
Смещенье следует за мной
Две капли в сонном океане…
Штрихами встречных лиц точь в точь
Нанесена на холст тумана
Фальшивыми цветами ночь
Порочный круг. Круговорот.
А завтра? – Все наоборот».

Как же давно это было. Но город все тот же.

9-я Красноармейская после Измайловского проспекта превращается в 4-ю.



Еду мимо театра, который называется «Театр на Неве», хотя до Невы отсюда не так близко. Когда я водил сюда внуков, они неизменно спрашивали – А где Нева?



Ну, вот и конюшни Рибопьера, о которых лучше всех осведомлен Блондин. Хорошо, что я не на машине, а на велике, а то бы бравые ребята из батальона ГАИ меня повязали.