Лебединое озеро

Ян – Золотарь

Яну было лет пять или шесть, и был какой-то праздник. Не то чтобы Пасха с Первомаем на один день выпали? Так и баба Люба с тёткой Анной и с сожителем тётки – дядей Петей сидели тогда за столом, выпивали самогонку под килечку и под картошку в мундирах. Выпивали, хмелели и потом принялись  нестройным трио распевать  свои коронно-любимые: «огней так много золотых на улицах Саратова» или ещё - «как бы мне рябине к дубу перебраться».  Но когда затянули «по диким степям Забайкалья, где золото роют в горах», маленький Ян тут и спросил, -
- а мы с бабой Любой это те Золотари, которые золото рыли в горах?
На что сожитель тётки Анны дядя Петя, сделав ехидное лицо и ткнув окурок «примы» в блюдце с головами от килек, сказал, -
- нет, малец, вы из тех золотарей, что говны из отхожих мест откачивали, а таких говновозов всегда в народе «золотарями» и звали.
И вдобавок, для убедительности больно ткнул Яна костяшкой указательного пальца в лоб.

Матери своей… мамы… Лины Золотарь…Ян не помнил.
Она умерла от передоза, когда Яну было три года.
А участковый капитан Мамаев говорил бабе Любе, что Лину зарезали «за дозу».
Ян сперва жил с бабой Любой, а когда баба Люба слегла, оставшись без ноги по болезни диабетом, за Яном стала присматривать тётка Анна. И сожитель тётки Анны дядя Петя все ворчал, мол, что –
-  надо пацана определять в интернат.
Но тётка почему-то Яна не отпускала. И он так и рос в семье… Баба Люба, тётка и он.
Про его отца, про художника Бориса, с которым его мать Лина Золотарь расписана не была, в семье говорили редко.
Из обрывков разговоров Ян только знал, что это Борис подсадил Лину на наркоту.  Подсадил, а сам сел в тюрьму. Потом, вроде как дважды выходил и дважды снова садился.
В семье не любили, когда заходил разговор о художнике Борисе – отце Яна.  Но Ян очень хотел увидеть когда-нибудь своего отца. Хотел, но помалкивал и никому об этом не говорил.
Учился Ян плохо.
Не потому, что был глупый.
Наоборот! Очень смышленым мальчиком был Ян.
Просто он не мог сосредотачиваться.
Но любил наблюдать.
Мог часами смотреть на течение воды в ручье.
Или на суетливый беспорядочный бег муравьев в муравейнике.
Учительница Елизавета Михайловна заметила это свойство характера у Яна и выделила его для себя из общего числа учеников.  И как-то раз, когда Ян сидел на бережку ручья и смотрел, как на стремнине у запруды из веток набралась груда нанесенного течением мусора и эта груда вся дрожала, но не срывалась вниз удерживаемая запрудой, учительница подошла сзади и неожиданно обняв Яна прижалась к его спине своими упругими грудями…
И уже потом, когда Ян ушел из школы в восьмом классе и учился в техническом училище, он вспоминал этот случай и никак не мог взять в толк, почему Елизавета Михайловна сделала это?
Сожитель тётки Анны дядя Петя работал на «железке». Слесарем в вагонном депо. И у него Ян выкрал железнодорожный вагонный ключ «трёхгранку».
Пригодится.
Ян ехал теперь в Мордовию, чтобы там в исправительно-трудовой колонии строгого режима отыскать своего отца -художника  Бориса.
Участковый Мамаев на похоронах бабы Любы сказал Яну, что получив третий срок, Борис сидит теперь в Мордовии, в поселке Сосновка, Исправительная колония Ик-7.
И вот, теперь Ян ехал туда.
Ехал.

                                                  1.
В плацкартном вагоне не скорого, но обычного пассажирского поезда  Яну досталась в попутчики жирная семья постоянно жующих и жрущих обжор, севшая в Коврове и ехавшая до Куйбышева.
- Игорёша, покушай курочки,- приговаривала жирная мамаша, разворачивая текущий и капающий маслом  хрустящий пакет,  - Вова, Вова покушай колбаски и яичко, яичко макай солью, так вкуснее.
Ян не ел ничего со вчерашнего вечера, в животе крутило и больно схватывало пузо поперек.
Он ненавидел этих – жирную мамашу и её мужа Вову и их толстого сыночка Игорёшу.
А Была весна и в вагоне ехали дембеля.
Звенела нестройно гитара.  Звенели в ящике пивные бутылки.
Дембеля уже подпоили молоденькую проводницу, и та, захмелев, и уже готовая отдаться одному из них – тому  самому наглому рыжему с красивыми дембельскими аксельбантами…
Она чтобы было не хлопотно, закрыла в вагоне один туалет, так, что опившиеся пивом дембеля и простые граждане, выстроились подле второго туалета в длинную очередь.
- Мама, я сикать хочу, - жаловался своей жирной мамаше Игореша.
- А иди посцыкай, сыночка!  - нежно отвечала мамаша,  жуя при этом  куриную ногу.
Ян встал и прошел по проходу, отводя и уклоняя голову от торчащих с верхних полок ног в дырявых пахучих носках.
Возле туалета столпился народ.
И Игореша в конце очереди мялся, переминаясь с ноги на ногу.
- Что? Ссать охота ? – по-приятельски ткнув пацана в плечо, спросил Ян.
- Ага, смерть, как хочется, - отвечал Игорек,- терпеть не могу.
- А пошли в тамбур, - тихо, чтобы не слыхали другие в очереди, прошептал в ухо Игорю Ян, - я двери закрою, и ты между вагонами в переходе поссышь.
- А что, разве так можно ?
- Я сам  сегодня уже два раза так делал, - ответил Ян.
Игорек сдался, превозмогая недоверие и свою природную осторожность, но потребность организма взяла верх.
Пошли.
Войдя в тамбур, убедившись, что они в тамбуре одни, Ян быстро запер ключом «трехгранкой» обе внутренние двери, и открыл наружную….
В открывшемся дверном проёме мелькали столбы и деревья.
- Зачем это? Я боюсь! – запищал Игореша.
- Не ссы, это не больно будет,- сказал Ян, ставя Игорька спиной к открытой двери.  Потом двумя ударами в челюсть он опрокинул тело в мелькающий проем.
Затем Ян деловито закрыл внешнюю дверь «трехгранкой» и отмыкнул внутренние двери.
- Игорька моего не видали ? – спросила жирная мамаша.
- Он, кажется, в купейные вагоны пошел, там туалеты посвободнее,- спокойным и безразличным голосом отвечал Ян.
Следующая станция была Рузаевка.
Яну было – сходить.


2.

- Ну, принимай машину, Яша, - добродушно сказал Александр Васильевич.
В Спец-управлении Су-2 республиканского коммунального хозяйства, с подачи диспетчера Нины Ивановой, Яна упорно все стали звать Яшей.
А в «коммуналку», в Спец-управление, которое единственно кто по республике Мордовия занимался вывозом дерьма, Ян пошел устраиваться с одной целью. Непременно проникнуть в колонию, где сидел его отец.
- Принимай трактор, принимай прицеп, - сказал начальник участка и пошкандыбал, приволакивая левую ногу по своим прорабским делам.
- А чо? - думал себе Ян, - трактор «Беларусь», руки помнят с училища, а в ассенизационном прицепе, разберемся. Что там ? Насос вакуумный, да компрессор…
Жить Яна устроили в общежитие молодых специалистов Рузаевского отделения Куйбышевской железной дороги.
Комната на двоих. А сосед по комнате – сержантик транспортной милиции.
Коля.
Коля был по-началу настороженно брезглив, и когда узнал, чем занимается Ян, демонстративно пошел в туалет чтобы вымыть руки, после того как они поручкались.
Но потом привык, тем более, что Ян клятвенно – здоровьем всех своих немногочисленных родных, побожился, что ежедневно после смены принимает горячий душ с мылом в деповском душ-комбинате.
- А что, дел уголовных много? – как бы невзначай, интересовался у Коли Ян.
- Да вот есть «висяки», - жаловался Коля, - вот выбросили из поезда мальчика на перегоне Большие Мороки – Тулузка, он прям головой об столб, насмерть, а мать его, говорит, что мол, выбросил один попутчик, который в Рузаевке как раз сошел.
- Дела-а-а- а, - задумчиво отвечал Ян,- но всяко бывает.

Установить, кто осуществляет вывоз фекалий из колонии Ик-7 не представило большого труда.
- А, из «зоны строгого» что ли ? – переспросил прораб Александр Васильевич,- так там у нас свой участок в Зубовой Поляне, там начальником мой свояк, Тиша Упырев.
Это их поляна.
В общем, Ян попросился на пол-дня сгонять на участок в Зубовой Поляне. И повод нашелся. Полетели зубья у шестерни передаточного вала, а Ян позвонил в Зубову Поляну, а у них как раз был запасной. Бинго !
Взял машину ГАЗ-51.
Поехал.
- Кто тут у вас на ассенизаторском прицепе работает ? – спросил Ян, широко улыбаясь и демонстрационно и показно доставая из кабины две пол-литровки.
За второй поллитрой, дед Алёша, который был теперь тем ключом к колонии, где сидел его Яна – отец, дед Алёша рассказал, что в колонии, командует очисткой сортиров сам «кум»… Начальник по режиму. Степанчук Сергей Максимович.
- Два раза в месяц. Первый и третий четверги, нам даже и созваниваться не надо, - сказал дед.
- Понятно, а если у тебя трактор поломался? Тогда как? – спросил Ян.
- ну, тогда я звоню ему, передоговариваемся на другой день.
- Слушай, дед, а тебя просят туда чего провозить, ну там водку, сигареты ? – спросил Ян, подливая деду в его алюминиевую кружку.
- Хитришь ты парень! – сощурившись сказал дед, темнишь ты.

На следующей неделе Ян подкараулил трактор деда Алёши на лесной дороге, ведущей от Сосновки к Зубовой Поляне.
Дед вёз полную бочку фекалий на слив в отстойник, а Ян поджидал его за глухим поворотом лесной дороги в кустах.
При нем были четыре бутылки с бензином с привязанными к горлышкам кусками пропитанной маслом материи.
Первая бутылка в мотор трактора.
Вторая, третья, четвертая бутылки в кабину «Беларуси».
А дед Алеша даже не спрыгнул из кабины.
Так и горел там.
Так и горел.


3.


Ян вел свой «Белорус» на первой передаче, а впереди трактора шел ЗЭК… по-местному – «осужденный», которого «кум» Сергей Максимович нарядил показать новому ассенизатору, где главная сливная яма.
- Эй, поможешь трубу в люк засунуть ? – крикнул Ян из кабины, когда подъехали к отстойнику.
- Не, это для нашего брата «западло», - откликнулся ЗЭК и тут же присел на корточки, - парашное дело для парашников, а нам честным ворам и фраерам это «западло».
- Ну-ну,- усмехнувшись отвечал Ян, привычно снимая трубу приемного шланга с креплений на бочке.
- А где наш дед Алексей, божий человек ? – спросил ЗЭК.
- Ну, теперь я буду за него, а что?
- Так дедок нам привозил грев кой-никакой, сигаретки, водочку, ну меня братва послала и с тебя спросить, как ты теперь на этот счет ?
Ян открыл ломиком люк, опустил в люк трубу….
- Вот тебе пять пачек «примы», подарок от меня, - сказал он, ты мне в следующий четверг приведи сюда человека одного.
- Какого человека?
- Бориса Зингера, знаешь такого ?



4.


За полночь вернувшись в общежитие, Ян не раздеваясь, но только стащив с себя сапоги, завалился поверх одеяла на койку и почти мгновенно уснул. А разбудил его звон ложечки в стакане. Это сосед, милиционер Коля пришел с суток и теперь завтракал своими неизменными кефиром и бубликом с маком.
- А-а-а, сосед! Ну как дела? Всех преступников переловил? – протирая глаза, спросил Ян.
- Ну, есть кое-какие успехи, - с набитым ртом отвечал милиционер Коля, жуя, - вот дело об убийстве подростка в поезде раскрыли.
- Это про того, что сбросили с поезда?
- Угу, про того самого, дело закрыли и передали в прокуратуру, - ответил Коля дожевав свой бублик.
- Ну, и кто же его убил ? Нашли ?
- Нашли. Мать с отчимом его и убили, - сказал Коля, смахивая со стола крошки в ладонь, - они признание подписали, они же за месяц до убийства застраховали жизнь сына и пасынка на десять тысяч рублей, а отчиму как раз накануне открытка пришла новые «жигули» получать.
- Ух ты! Бывает же, – с неким сомнением в голосе произнес Ян, спуская ноги на пол и почесывая отлежанные бока, - какие гадкие люди на свете оказывается еще есть. Сволочи.
- Да, Ян, правду говоришь, не достроили мы еще коммунизма на земле и есть еще много недостатков в нашем обществе, - глядя в распахнутое по июньской жаре окно из которого открывался вид на депо и на железнодорожную станцию, - я ведь, Ян, в партию подал, в понедельник у меня партком, ты понимаешь? И в юридический на заочное подаю.
- Ну ты и даёшь! – с чувством выдохнул Ян, натягивая сапог.
- Потому что справедливость социалистического правосудия заключается в неотвратимости наказания, - сказал Коля, беря из тумбочки зубную щетку и пасту, - и так говорил наш замечательный юрист Андрей Януарьевич Вышинский.


5.

В четверг, проехав через трое ворот и перетерпев обязательный «шмон» -
- встать ноги шире плеч, руки в стороны, Петров осмотри в тракторе, Алиев, потыч щупом в гофре говноприемника…
Ян самостоятельно без провожатого доехал до ямы отстойника.
Там, сидя «на кортках» уже дожидались его трое ЗэКа.
- Здорово, говночерпий, - поприветствовал Яна давешний знакомый, - вот, привел тебе твоего «Зину» - Зингера.
Ян оглядел того, кто должен был теперь оказаться его отцом.
Худой. Со впалыми чахоточными щеками. С глазами, в которых не было никакого жизненного блеска, но была какая-то бесконечная усталость. И главное, и главное – он -этот Борис Зингер, или тот, кого выдавали за его отца, он был какой-то уже окончательно состарившийся. Такой, про каких бабушки-старушки говорят – «не жилец».
- Привез ? – грозно спросил третий ЗэКа.
Ян молча засунул по локоть руку в приемник гофрированной трубы и вытянул оттуда полиэтиленовый сверток.
- Вот, привез, как обещал, сказал Ян, протягивая сверток тому, кто был его давешным проводником.
- А ты разверни,- отшатываясь сказал ЗэКа, -он же в говне!
Ян послушно развернул трижды обмотанный полиэтиленом пакет.
- Сигареты и водка, как договаривались, - сказал Ян.
- В следующий раз вдвое больше привези, - принимая пакет, сказал тот, который судя по всему был старшим, - пошли, Лопата, обратился он ко второму, - нехай эти покалякают.
Когда двое удалились, и Ян остался один на один с тем, кто вероятно был его отцом, у Яна вдруг пропали из памяти все слова, которые он так часто повторял, про себя, слова, которые он желал и так хотел сказать отцу при встрече.
- Вы Борис Зингер, спросил Ян.
- Да, а ты кто ? – ответил худой «не жилец».


6.

Зингер умолял принести ему «колёс».
Таблеток.
Таблеток промидола.
Это тот же морфий или морфин, но в таких маленьких желтеньких пилюлях.
- А где я его возьму, не грабить же аптеки!
- Он в армии есть. У каждого санитара роты.


(продолжение следует)